— Тебя ждет твоя кровать, — продолжал Эбен. — И колыбель для младенца.
— Я заплатила за месяц вперед, — возразила Роза.
— Здесь? — Эбен усмехнулся. — Но ведь тебе не может здесь нравиться!
— Ах так, господин Тейт? — вмешался Портеус, когда вдруг понял, что его только что оскорбили.
— Какая у тебя здесь комната, Роза? — поинтересовался Эбен. — Отдельная, с пуховой периной на кровати?
— Я раздаю им свежее сено, сэр, — отозвалась дочь Портеуса. — Каждый месяц.
— О! Свежее сено! Есть за что похвалить это заведение! Женщина с тревогой взглянула на отца. Даже в ее дубовой голове возникла мысль, что замечания Эбена вовсе не были хвалебными.
Вздохнув, Эбен заговорил снова, теперь его голос звучал спокойно. Здраво.
— Роза, пожалуйста, подумай над моим предложением. Если тебе не понравится, ты всегда сможешь вернуться сюда.
Девушка подумала о комнате наверху, где теснились четырнадцать жильцов, где пахло мочой и немытыми телами, а изо ртов соседей воняло гнилыми зубами. Дом, где жил Эбен, был небогатым, но чистым, и ей не пришлось бы спать на сене.
А еще — он ее родственник. Единственный, кто у нее остался.
— Поднимись же за ней. Пойдем.
— Ее здесь нет. Эбен нахмурился:
— Где же она?
— Она живет у кормилицы. А вот моя котомка наверху. — Роза направилась к лестнице.
— Если там нет ничего ценного, оставь ее здесь. Давай не будем терять время.
Подумав о зловонной комнате на втором этаже, Роза вдруг поняла, что не хочет возвращаться туда — ни сейчас, ни потом. Но, не поставив в известность Билли, она не хотела уходить.
Роза посмотрела на Портеуса.
— Пожалуйста, попросите Билли, чтобы завтра он принес мне мою котомку. Я заплачу ему.
— Этому идиотику? Он знает, куда идти? — осведомился Портеус.
— В портняжную мастерскую. Билли знает, где это. Эбен взял ее за руку.
— Час от часу ночь становится все холоднее.
На темной улице начали кружиться снежинки, жгуче холодные хлопья предательски устилали и без того скользкую, обледенелую брусчатку.
— Где живет эта кормилица? — спросил Эбен.
— За несколько улиц отсюда. — Роза указала направление. — Это недалеко.
Эбен двинулся вперед, заставляя девушку слишком быстро шагать по опасно гладкой мостовой, и Розе, которая скользила и спотыкалась в своих башмаках, приходилось цепляться за его руку. Куда так торопиться, удивлялась она, ведь теплая комната никуда от них не денется. И почему после такой пылкой мольбы о прощении Эбен вдруг погрузился в молчание? Он называл Мегги малышкой, вспомнила Роза. Какой же он отец, если даже имени своей дочери не знает? Чем ближе они подходили к двери Хепзибы, тем сильнее становилась тревога. Роза никогда не доверяла Эбену — с чего вдруг поверила сейчас?
Она не остановилась у дома Хепзибы, а, пройдя мимо, свернула на соседнюю улицу. Продолжая уводить Эбена от Мегги, Роза размышляла о том, почему все-таки зять решил прийти к ней нынче вечером. В том, как он держал ее за руку, не было ни тепла, ни утешения, — то была просто властная хватка.
— Где это место? — спросил он.
— Туда еще нужно идти.
— Ты же сказала, что близко.
— Эбен, уже поздно! Так ли необходимо забирать ее сейчас? Мы весь дом перебудим.
— Она моя дочь и должна быть со мной.
— Как же ты будешь ее кормить?
— Это уже решенный вопрос.
— Что значит «решенный вопрос»? Эбен сильно тряхнул девушку.
— Отведи меня к ней — и все!
Роза и не собиралась это делать. Во всяком случае сейчас, пока не узнает, что ему на самом деле нужно. Она продолжала уводить Эбена прочь, оставляя Мегги далеко позади.
Внезапно Эбен остановил Розу, дернув за руку.
— Зачем ты играешь со мной в эти игры? Мы дважды проходили мимо одной и той же улицы!
— Уже темно, и я заплутала в переулках. Если бы можно было подождать до утра…
— Не лги мне!
Роза вырвала у Эбена руку.
— Несколько недель назад дочь тебя абсолютно не заботила. А сейчас тебе вдруг не терпится до нее добраться.
Ну так знай — я не отдам ее, тем более тебе. И ты не сможешь меня заставить.
— Возможно, я и не смогу, — проговорил он. — Но, может статься, кое-кому удастся тебя убедить.
— Кому?
Вместо ответа Эбен схватил девушку за руку и потащил по улице. Он направлялся в сторону порта, Роза, спотыкаясь, семенила за ним.
— Хватит упираться! Я не сделаю тебе ничего плохого.
— Куда мы идем?
— К человеку, который способен изменить твою жизнь. Если ты будешь с ним любезна.
Эбен подвел ее: к какому-то незнакомому зданию и постучал в дверь.
Она открылась, и на пороге возник джентльмен средних лет в пенсне с золотой оправой, он смотрел на посетителей поверх колыхающегося пламени лампы.
— Господин Тейт, я уж подумывал махнуть на все рукой и уйти, — сообщил он.
Эбен подтолкнул Розу вперед, и девушка оказалась за порогом. Она слышала, как за спиной задвинули засов.
— А где ребенок? — осведомился джентльмен.
— Она не хочет говорить мне. Я решил, что вы сможете убедить ее.
— Значит, это и есть Роза Коннелли, — проговорил человек, и от него повеяло Лондоном.
Англичанин. Он поставил лампу и оглядел девушку так внимательно, что ей стало не по себе, впрочем, в самом джентльмене ничего особенно путающего не было. Ростом он был ниже Эбена, густые бакенбарды почти полностью поседели. Отлично сидевшей сюртук был сшит из превосходной ткани и по последней моде. Внешность джентльмена не вызывала опасений, однако взгляд казался хладнокровным, грозным и пронзительным.