— Я принесла деньги, — сказала Роза, кладя половину своего недельного жалованья в раскрытую ладонь Хепзибы.
— Я только что покормила ее. Жадная девчонка, вот она кто, — несколькими глотками почти опустошила мне грудь. Ни один из детей, которых я кормила, не пил у меня столько. Я должна повысить плату.
Опустившись на колени, чтобы достать племянницу из корзинки, Роза подумала: «Моя милая девочка, как я рада тебя видеть!» Малышка Мегги взглянула на нее, и у Розы не осталось ни малейшего сомнения: губки девочки еложились в улыбку. Она узнала ее! «Конечно же, ты меня знаешь, верно? Ты ведь знаешь, что я люблю тебя!»
В комнате больше не было стульев, так что Роза присела на грязный пол рядом с другими малышами, ожидавшими, что мамаши придут с работы и спасут их от безразличной Хепзибы. «Ах если бы я могла обеспечить тебе что-нибудь получше, дорогая моя Мегги! — думала Роза, слушая воркование племянницы. — Если бы я могла забрать тебя в уютную, чистую комнату и положить в люльку возле своей кровати!» Но в комнате в Рыбацком переулке, где ночевала Роза и еще двенадцать жильцов, водились крысы, а воздух казался заразным. Мегги нельзя жить в таком месте. Гораздо лучше побыть у Хепзибы, в ее груди всегда найдется молоко. По крайней мере, здесь малышка всегда будет в тепле и никогда не останется голодной. Конечно, пока Роза в состоянии платить.
Она заставила себя вернуть Мегги в корзину и собралась уходить. Близилась ночь, и Роза чувствовала усталость и голод. Вряд ли Мегги будет хорошо, если ее единственная кормилица заболеет и не сможет работать.
— Я приду завтра, — пообещала Роза.
— На следующей неделе я жду того же, — отозвалась Хепзиба. Конечно же, она имела в виду деньги. Для нее только деньги и имели значение.
— Вы все получите. Только берегите ее. — Роза снова с тоской посмотрела на ребенка и тихо добавила: — Она единственное, что у меня осталось.
Девушка вышла за дверь. На улице уже стемнело, источником света служил лишь отблеск свечей, проникавший сквозь грязные окна. Она зашла за угол и, замедлив шаг, остановилась.
В переулке ее дожидался знакомый силуэт. Полоумный Билли, помахав, двинулся ей навстречу, его невозможно длинные руки раскачивались, словно плети. Но Роза смотрела не на Билли, а на мужчину, стоявшего за его спиной.
— Мисс Коннелли, — проговорил Норрис Маршалл. — Мне нужно побеседовать с вами.
Роза раздраженно взглянула на Билли.
— Это ты привел его сюда?
— Он сказал, что он друг, — пояснил подросток.
— Неужели ты веришь всему, что тебе говорят?
— Но я и вправду друг, — заметил Норрис.
— У меня нет друзей в этом городе.
— А как же я? — заныл Билли.
— Кроме тебя, — уточнила Роза. — Зато теперь я знаю, что тебе нельзя доверять.
— Но он ведь не заодно с Ночной стражей. А ты предупреждала меня только о них.
— Значит, вы знаете, что господин Пратт разыскивает вас, — догадался Норрис. — И слышали, что он о вас рассказывает.
— Говорит, что я воровка. Или даже хуже.
— Но господин Пратт — фигляр. Роза мрачно улыбнулась в ответ:
— Вот в этом мы с вами сходимся.
— Между нами есть и другие совпадения, мисс Коннели.
— Даже представить не могу, какие.
— Я тоже видел его, — тихо проговорил юноша. — Потрошителя. Роза взглянула на Норриса.
— Когда?
— Прошлой ночью. Он стоял над телом Мэри Робинсон.
— Сестры Робинсон? — Роза отступила на шаг, новость обрушилась на нее, словно удар. — Мэри умерла?
— А вы не знали?
— Я как раз собирался рассказать тебе об этом, мисс Роза! — горячо проговорил Билли. — Я узнал об этом нынче утром в Вестэнде. Ее порезали, так же как сестру Пул!
— Об этом знает весь город, — сообщил Норрис. — Я хотел поговорить с вами, прежде чем до вас дойдут извращенные версии случившегося.
По переулку свистал ветер, и холод когтями продирал ее плащ. Роза повернулась к ветру спиной, ее волосы вырвались из-под платка, хлеща онемевшие щеки.
— Мы можем поговорить где-нибудь в тепле? — спросил Норрис. — В каком-нибудь уединенном месте?
Роза не знала, стоит ли доверять этому человеку. В тот день, когда они впервые встретились у постели ее сестры, он вел себя учтиво и был единственным из студентов, кто обратил на нее внимание. Она ничего не знала о
Норрисе, разве только то, что у него плохой сюртук и потрепанные манжеты. Поглядев в переулок, Роза задумалась, куда пойти. В такое время во всех тавернах и кофейнях шумно и полно народу — слишком много ушей, слишком много глаз.
— Пойдемте со мной, — пригласила она.
Пройдя несколько улиц, она свернула в темный проулок и шагнула за какой-то порог. Внутри пахло вареной капустой. В коридоре горела всего одна лампа, пламя которой судорожно задергалось, когда Роза закрывала дверь.
— Наверху наша комната, — сообщил Билли, скача по лестнице впереди них.
Норрис взглянул на Розу.
— Он живет с вами?
— Не могла же я оставить его в холодной конюшне, — отозвалась девушка.
Роза остановилась, чтобы зажечь свечу, а затем, прикрывая пламя рукой, начала подниматься по лестнице.
Следом за ней Норрис миновал с десяток скрипучих ступеней и оказался в полутемной вонючей комнате, где жили тринадцать постояльцев. Соломенные матрацы были отгорожены провисшими занавесками — пламя свечи обращало эти тряпки в стаю призраков. В темном углу лежал один из жильцов, самого его видно не было, зато сухой и отрывистый кашель был слышен всем.
— Он болен? — поинтересовался Норрис.