Рука окунулась в теплую жидкость. Внезапный жар поразил юношу до такой степени, что он не сразу истолковал свои ощущения. Затем, опустив глаза, он заметил на ладони маслянистый блеск крови.
По камням за его спиной застучал гравий. Норрис обернулся — по спине пробежал холодок, и волосы зашевелились от ужаса.
На набережной прямо над ним стояло то самое существо. Черный плащ трепетал на ветру, напоминая огромные крылья. Из-под капюшона виднелся белый, словно кость, лик смерти. Запавшие глаза глядели прямо на Норриса так, словно он был отмечен и теперь должен отдать душу, ощутить удар косы.
Скованный страхом, Норрис не нашел бы в себе сил убежать, даже если б в тот самый миг существо набросилось на него и в воздухе над его головой блеснуло лезвие ножа. Он мог только наблюдать — так же, как чудовище наблюдало за ним.
И вдруг оно исчезло. Теперь Норрис видел лишь ночное небо и луну, подмигивавшую сквозь кружево облаков.
На набережной показался свет.
— Эй! — крикнул больничный служитель. — Кто там внизу? Горло Норриса словно онемело от ужаса, и он смог проговорить только:
— Тут…
Затем он произнес уже громче:
— Помогите… Мне нужна помощь!
Служитель спустился вниз по глинистому берегу, в его руках покачивался фонарь. Направив свет на тело, он устремил взгляд туда же. На Мэри Робинсон. Когда старик перевел глаза на Норриса, выражение его лица было совершенно очевидным.
В нем читался страх.
Норрис бросил взгляд на свои руки — корка засохшей крови начала трескаться и отслаиваться от кожи. Его позвали, чтобы помочь в сложной ситуации, но вместо этого он только добавил крови и неразберихи в больничный хаос. Через закрытую дверь был слышен страдальческий мужской крик, и Норрис задумался, какие ужасы творит хирургический нож с этим несчастным. «Ну уж не страшнее тех, что перенесла бедняжка Мэри Робинсон».
Только перетащив тело в здание больницы, где было светло, Норрис смог оценить всю тяжесть ранений.
Оставляя за собой кровавый след, он принес Робинсон в холл, и потрясенная сестра молча указала ему в сторону операционной. Но, кладя Мэри на стол, Норрис уже знал, что никакой хирург ей не поможет.
— Господин Маршалл, насколько хорошо вы знали Мэри Робинсон?
Норрис отвел глаза от своих рук, покрытых засохшей кровью, и воззрился на господина Пратта из Ночной стражи. За спиной у стражника стояли констебль Лайонс и доктор Олдос Гренвилл — во время допроса и тот, и другой хранили молчание. Они отступили в тень, подальше от крута света, который отбрасывала лампа.
— Она была медицинской сестрой. Я ее, конечно же, встречал.
— Но ведь вы знали ее? Была ли у вас с ней какая-то иная связь, кроме деловых контактов в больнице?
— Нет.
— Вообще никакой?
— Я изучаю медицину, господин Пратт. И у меня почти не остается времени на все остальное.
— Из больницы можно увидеть ваше обиталище. Дом, в котором вы живете, стоит на кромке этого поля, а до жилища Мэри Робинсон отсюда рукой подать. Вы могли сталкиваться с ней, выходя из дома.
— Вряд ли это можно считать связью.
Норрис снова бросил взгляд на свои руки. Сегодня я был как никогда близок с бедняжкой Мэри, подумал он. И теперь ее кровь прилипла к моей коже. Пратт повернулся к доктору Гренвиллу:
— Вы осматривали тело, сэр?
— Да. И хочу, чтобы его осмотрел доктор Сьюэлл.
— Но вы ведь можете высказать свое мнение?
— Тот же самый убийца, — тихо проговорил Норрис. — Тот же рисунок. Наверняка вы это уже знаете, господин
Пратт. — Юноша поднял глаза. — Два надреза. Один идет прямо, поперек живота. Затем лезвие развернули и направили вверх, к грудине. Получился крест.
— Но на этот раз, господин Маршалл, убийца пошел дальше, — вставил констебль Лайонс.
Норрис устремил взгляд на старшего Ночной стражи. Ему еще не доводилось встречаться с констеблем Лайонсом, однако Норрису было известно о его репутации. Не в пример напыщенному Прапу констебль говорил негромко. И вполне вероятно, не всегда бросался в глаза. На протяжении часа он позволял своему подчиненному
Пратту безраздельно управлять расследованием. Однако теперь констебль вышел на свет, и Норрис увидел невысокого человека лет пятидесяти в пенсне, с аккуратной бородкой.
— У нее нет языка, — сообщил Лайонс. Стражник Пратт снова обратился к Гренвиллу:
— Убийца отрезал его? Гренвилл кивнул.
— Это не очень трудное иссечение. Все, что для него необходимо, — острый нож.
— Зачем ему понадобилась такая нелепость? Может, это наказание? Или какое-то сообщение?
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно спросить убийцу. Норрису не понравилось, что Пратт тут же обратил взгляд на него.
— И вы, господин Маршалл, говорите, что видели его.
— Я видел нечто.
— Существо в плаще? С лицом, напоминающим череп?
— Он полностью соответствовал описанию, которое дала Роза Коннелли. Она сказала вам правду.
— Однако больничный служитель никакого чудовища не видел. Он сказал, что видел только вас, склоненного над телом. И больше никого.
— Оно стояло там всего мгновение. Когда пришел служитель, оно уже исчезло.
Некоторое время Пратт молча смотрел на юношу.
— Как по-вашему, почему вырезали язык?
— Не знаю.
— Это отвратительно. Но для студента, изучающего анатомию, коллекционирование частей тела может иметь смысл. Из соображений науки, конечно.
— Господин Пратт, — вмешался Гренвилл, — у вас нет причин подозревать господина Маршалла.