Сад костей - Страница 104

104

Роза сморгнула слезы.

— И будем счастливы.

— Да. — Норрис коснулся ее лица. — Очень-очень счастливы. Только ты должна верить в это.

— А больше я ни во что и не верю. Только в тебя.

На улице залаяла собака. Поднявшись, Норрис подошел к окну. Роза смотрела, как он стоит там, как его обнаженная спина выделяется на фоне утреннего света, девушка жадно впитывала каждый изгиб, каждую мышцу, чтобы навсегда запечатлеть их в памяти. Именно этим и придется утешаться, пока от него не будет вестей, решила она. Воспоминаниями об этом моменте.

— За тобой приехал господин Уилсон, — сообщил Норрис.

— Так скоро?

— Мы должны спуститься к нему. — Юноша вновь подошел к постели. — Не знаю, будет ли у меня другая возможность произнести это. Так что позволь мне сказать сейчас. — Опустившись на колени возле нее, Норрис взял девушку за руку: — Я люблю тебя, Роза Коннелли, и хочу прожить с тобой всю жизнь. Я хочу взять тебя в жены.

Если и ты согласна взять меня в мужья.

Она изумленно воззрилась на него сквозь слезы.

— Согласна, Норри! О да, согласна!

Он прижал свою ладонь к ее руке и улыбнулся, взглянув на дешевое колечко Арнии, которое Роза никогда не снимала с пальца.

— Обещаю, твое новое кольцо уже не будет жалкой безделицей из олова и стекла, — проговорил он.

— Кольцо не имеет значения. Мне нужен лишь ты. Рассмеявшись, юноша заключил ее в объятия:

— Такую жену, как ты, нетрудно будет содержать!

От внезапного стука оба замерли. За дверью раздался голос старухи:

— Прибыл господин Уилсон. Ему нужно немедленно возвратиться в Бостон, так что юной леди лучше спуститься вниз.

Шаги старухи загромыхали вниз по лестнице. Норрис взглянул на Розу.

— Обещаю тебе, мы расстаемся последний раз в жизни, — сказал он. — Но сейчас, милая, пора.

32

Восседая в гостиной Эдварда Кингстона и слушая Китти Уэлливер, что сидела слева, и ее сестру Гвендолин, что сидела справа, Оливер Венделл Холмс решил: гореть в аду наверняка куда терпимей. Знай он, что сегодня сестры Уэлливер наносят визит Эдварду, убрался бы куда подальше — туда, докуда езды по крайней мере дней десять. Но с криками умчаться прочь из дома, порог которого только что переступил, — значит, повести себя в высшей степени невежливо. Как бы то ни было, Венделл не успел обдумать эту возможность, ибо Китти и Гвен тут же вскочили с кресел, в которых так изящно расположились, схватили юношу под руки и поволокли в гостиную, словно голодные паучихи очередную добычу. Теперь-то я точно пропал, подумал Венделл, стараясь удержать на коленях чашку чая, уже третью за этот визит. Он застрял здесь до самого вечера, и теперь остается лишь ждать, чей мочевой пузырь не выдержит первым и заставит своего обладателя откланяться.

Увы! Судя по всему, у юных дам мочевые пузыри были сделаны из железа — они радостно уничтожат чай, чашку за чашкой, сплетничая при этом с Эдвардом и его матушкой. Не желая их поощрять, Венделл по большей части хранил молчание, что, впрочем, нисколько не смущало сестер — в их бесконечную болтовню и без того невозможно было вставить ни слова. Если одна из них умолкала, дабы перевести дух, другая тут же разражалась очередной сплетней или язвительным замечанием, — слова лились бесконечным потоком, пределы которому ставила лишь необходимость дышать.

— Она сказала, что плавание было поистине ужасным и она чуть не умерла в пути. Но потом я поговорила с господином Картером, и тот возразил: мол, ничего страшного, просто небольшой атлантический шторм. Вот видите, она опять преувеличивает…

— …как обычно. Она вечно преувеличивает. Как в тот раз, когда она пыталась нас убедить, будто господин

Мейсон — архитектор, известный на весь мир. А потом мы узнали, что он построил всего-навсего небольшой оперный театр в Вирджинии, совсем даже невыразительный, как мне сказали, и уж конечно его не сравнить с работами господина Булфинча…

Пока сестрицы долго и сбивчиво судачили о людях, которые были абсолютно безразличны Венделлу, юноша, подавляя зевоту, глазел в окно. На эту тему можно написать стихотворение, подумал он. Стихотворение о бесполезных девицах в красивых платьях. В платьях, сшитых другими девицами. Девицами-невидимками.

— …и он заверил меня, что ловцы преступников в конце концов настигнут его, — трещала Китти. — Ах, я так и знала, в нем было нечто отталкивающее. Я всегда чувствую зло.

— Я тоже! — содрогнувшись, поддержала Гвен. — В то утро я сидела в церкви рядом с ним — Боже мой, у меня все похолодело внутри.

Венделл мгновенно переключил внимание на сестричек:

— Вы говорите о господине Маршалле?

— Ну конечно. О нем нынче все говорят. Но вы, господин Холмс, последние несколько дней были в Кембридже, и потому до вас не доходили слухи.

— В Кембридже я наслушался достаточно, благодарю вас.

— Разве это не отвратительно? — продолжала Китти.

— Думать о том, что мы сидели за одним столом, а потом танцевали с убийцей! И с каким убийцей! Уму непостижимо — содрать лицо! Отрезать язык! «Я знаю два девичьих языка, которые недурственно бы отрезать», — подумал Венделл.

— А я слышала, — сверкая глазами, взволнованно вмешалась Гвен, — будто у него была сообщница. Ирландка.

— Понизив голос, она добавила постыдное слово: — Авантюристка.

— То, что вы слышали, — вздор! — рявкнул Венделл. Гвен изумленно воззрилась на него — резкое возражение поразило девушку.

— Неразумные девицы! Вы не ведаете, что болтаете. Ни та, ни другая.

104